В начале 1950-х годов Ли Хён Гын (이형근), один из высших офицеров вооруженных сил Республики Корея, известный своим военным опытом, в своих мемуарах под названием «Одна дорога жизни Армии №1» (군번 1번의 외길), опубликованных в центре ежемесячного журнала, затронул вопросы, связанные с непонятными событиями, происходившими внутри корейской армии в период до и после 25 июня 1950 года, когда началась Корейская война. Ли Хён Гын предложил возможность существования внутренних кругов в армии, которые могли бы быть агентами-провокаторами или симпатизировать Северной Корее.
После того как Ли Хён Гын высказал свои предложения, эксперты по военным делам и исследователи Корейской войны начали анализировать и исследовать эти загадки. В результате исследования в основном пришли к выводу, что Ли Хён Гын ошибочно воспринял само событие или же это было следствием недостаточной подготовки и неудач в первые годы существования корейской армии и правительства. Позднее осталась лишь учебная ценность в качестве уроков истории и исторической правды, подозрения, казалось бы, быстро исчезли.
В своих мемуарах, посвященных участию в Корейской войне в качестве командира дивизии, Чон Сынг Хва (정승화) также указал на неясные аспекты, однако в отличие от Ли Хён Гына, он лишь отметил, что «некоторые вещи кажутся странными, и я не знаю причины, но их нужно исследовать».
10 загадок Корейской войны
1. Пренебрежение или игнорирование высшим военным руководством адекватных отчетов от фронтовых подразделений.
С апреля по май 1950 года, незадолго до начала Войны 25 июня, сообщения о крупномасштабных признаках вторжения противника поступали не только от командиров 8-й дивизии, но и от других дивизий. Например, в период с марта по май 1950 года в результате операций по разгрому отрядов Ли Хо Чже (이호재) и Ким Му Хёна (김무현) на горном хребте Тхэбэк были захвачены и допрошены пленные, которые в один голос неоднократно предупреждали о предстоящем массированном вторжении противника. Эту информацию регулярно передавали в Военное ведомство, однако на нее почти не реагировали.
2. Назначение высших командиров и переводы на важные должности 10 июня.
За две недели до начала войны 25 июня произошла значительная ротация и перемещение высших командиров, включая командиров фронтовых и тыловых дивизий. Основной проблемой стало одновременное проведение массированных назначений, что вызвало нарушение обстановки.
3. Перемены в передовых и тыловых войсках.
С 13 по 20 июня произошла значительная смена войск в тыловых районах, что стало неуместной мерой. Командиры, которым предстояло командовать в бою, не имели возможности должным образом оценить ситуацию и местность, не говоря уже о том, чтобы знать данные о своих подчиненных. Это связано с 2-м пунктом, и ошибка заключалась в том, что слишком многие войска были заменены одновременно, что привело к потере боеспособности.
4. Южная Корея объявила чрезвычайное положение с 11 по 23 июня в ответ на мирные инициативы Северной Кореи.
Причиной стало яростное осуждение и угрозы применения силы со стороны Пхеньяна в отношении так называемого инцидента с арестом «патриотов объединения родины» (조국통일투사 체포사건). Однако, к 23 июня Ким Ир Сен завершил подготовки к наступлению на юг и решил отменить режим чрезвычайного положения с полуночи. Дополнительно можно добавить, что Северная Корея направила трех дипломатов для переговоров с Южной Кореей, которая приняла сообщение на расстоянии 1 км к югу от 38-й параллели. Однако они заявили, что они пойдут в Сеул, настаивая на том, что у них есть документы для ООН. После их ареста полицией Север дал срок на их освобождение, в ином случае, он угрожал сильным военным действием. Это показывает, как Север и Юг взаимодействуют, и несмотря на это, Военное управление США отменило режим повышенной боеготовности с полуночи 24 июня.
5. В такой критической ситуации штаб армии не только отменил чрезвычайное положение, но также предоставил половине военнослужащих отпуск, возможность выходить на улицы и оставаться вне казарм.
Действительно абсурдным является то, что даже несмотря на сообщения от разведывательного отдела армии о тревожных движениях со стороны Северной Кореи, были приняты подобные меры.
6. Вечером 24 июня в клубе офицеров армии состоялась танцевальная вечеринка.
Офицерский клуб армии организовал вечеринку, куда были приглашены высокопоставленные офицеры из заднего и переднего фронтов. Присутствующие офицеры веселились до утра 25 июня, наслаждаясь алкоголем и танцами, и некоторые из них, включая американских военных советников и корейских офицеров, участвовали во второй части вечеринки.
7. После того как противник проник на юг Сеула, были переброшены войска на северный фронт, что привело к ненужным жертвам.
Независимо от срочности ситуации, такой приказ нарушает базовые военные принципы. Это не дает возможность выиграть время или нанести ущерб врагу, а лишь увеличивает опыт врага.
8. Несмотря на отступление южнокорейских вооруженных сил под давлением врага, с 25 по 27 июня Центральное радиовещание вещало ложные сообщения о контратаках и наступлении южнокорейских войск, что сбило с толку как военное руководство, так и население. Если бы военные в Сеуле на северном фронте правильно оценили ситуацию, Штаб-квартира могла бы быстро вывести их из боев и подготовить к следующему шагу.
9. Ранний взрыв моста Ханганг.
По тактическим принципам взрыв или блокировка должны происходить на задерживающем коридоре, чтобы преследующие войска могли прекратить отступление противника. Однако в случае взрыва моста Ханганг, южнокорейские военные срочно взорвали его на север от реки Хан (한강), оставив за собой множество граждан, военнослужащих и военных ресурсов, которые полагались только на южнокорейские военные силы. Более того, то, что президент, высокопоставленные чиновники правительства и генеральный штаб убежали к южному берегу реки Хан, не проинформировав об этом народ, а затем взорвали мост Ханганг, является тактически и морально неприемлемым и представляет собой акт измены. Высокопоставленные лица злоупотребили своим положением, тайно покинув зону, и после этого заблокировали путь для остальных.
10. Ранняя казнь генерал-лейтенанта Чхве Чан Шика (최창식).
Полковник Чхве Чан Шик подчинился приказу генерального штаба армии и взорвал мост Ханганг, но за это он был тайно казнен 21 сентября 1950 года, взяв на себя ответственность за это. К тому времени ход войны менялся благодаря десантной операции сил ООН в Инчоне, что вызывает серьезные подозрения в политических мотивах в использовании этой ситуации для заранее казненных людей, не определив, кто был виновником.
Возражения против аргументов Ли Хён Гына
1. Игнорирование соответствующих сообщений военного руководства
Прежде всего, это правда, что соответствующие доклады фронтовых частей были проигнорированы. Однако инициатором этого не были высшие командования Южной Кореи, а Соединенные Штаты Америки. Генеральный штаб армии Южной Кореи 23 июня информировал американскую сторону о признаках продвижении северных войск на юг, однако США отнесли это к общему кризису, который продолжался в первой половине 1950 года. Южнокорейские вооруженные силы также столкнулись с серьезными последствиями и износом, вызванными несколькими месяцами продолжавшегося режима повышенной боеготовности. Многократно повторявшиеся режимы повышенной боеготовности, в конечном итоге, привели к тому, что в июне того же года делегация ООН по Южной Корее, посетившая страну, стала подозревать нечистые намерения правительства Южной Кореи. В это время Южнокорейским военным силам не разрешалось без одобрения Комиссии ООН выпускать боеприпасы в мирное время, как это будет рассмотрено в пунктах 4 и 5 ниже. В конце концов, даже после того, как корейское военное руководство в то время получило сообщения о признаках вторжения на Юг, у него было мало способов активно отреагировать. Ситуация осложнялась продолжающимися локальными боевыми действиями в районе 38-й параллели, и поэтому непрерывные утверждения Шин Сонг Мо (신성모) «Обедаем в Пхеньяне, ужинаем в СинЫйчжу», настаивая на ситуации » стремления севера к объединению». Это объясняет, почему Соединенные Штаты и другие страны не могли не подозревать. Следует иметь в виду, что США в то время также не имели ясного представления о севернокорейских намерениях в отношении наступления на юг.
2. Кадровая перестановка высших командиров 10 июня и 3. массовая смена боевых частей в тылу.
Намерения были хорошими. Уже в марте-апреле 1950 года ситуация на военно-политической сцене Корейского полуострова достигла такого критического уровня, что возникли предположения о возможности войны. Было ясно, что оставлять без изменений существующую систему управления и размещения войск Южной Корейской армии, ориентированную преимущественно на подавление мятежности и обеспечение общественного порядка, было опасно. Военное командование армии, включая генерального штабс-командующего армии Чхэ Пёнг Дока (채병덕), старалось как можно быстрее назначить на передовые боевые позиции наиболее компетентных командиров, перестроить передовые части и повысить их боевую готовность. Однако, как указал в тексте Ли Хён Гын, такие намерения были хороши, но задержка в реорганизации была неизбежной. Именно в таких условиях Северная Корея начала войну.
4. Снятие режима чрезвычайной ситуации и 5. Введение режима выхода/пребывания на улице.
Ли Хён Гын утверждает, что это экстренное предупреждение было объявлено с 11 июня, но на самом деле оно было введено еще до этого. Как упоминалось выше, ситуация между Северной и Южной Кореей в то время была необычной, и первое предупреждение о чрезвычайной ситуации было объявлено 29 апреля 1950 года. После того как с 3 мая был снят режим повышенной боеготовности, он был вновь введён 9 мая, а затем снят 2 июня, чтобы снова вступить в силу 11 июня. В результате южнокорейские вооружённые силы оказались в сложной ситуации из-за из-за повышенного напряжения и утомления, вызванных продолжительным режимом чрезвычайной боевой готовности. Например, даже 6-я дивизия, которая была известна своими успехами в битве за Чунчхон-Хончхон (춘천-홍천 전투), столкнулась с ситуацией, когда командир дивизии Ким Чжон О (김종오), стремившийся сохранить повышенную боеготовность, получил предложение от своих помощников и командиров о необходимости предоставить детям время для купания и стрижки, сохраняя запрет на выходы, отпуска и временное отсутствие, и минимизировал численность на службе. Кроме того, как упоминалось ранее, Подкомитет ООН по Корее, который имеет полномочия контролировать корейские вооруженные силы, смотрел на них странно из-за неоднократных чрезвычайных предупреждений из-за стремления администрации Ли Сын Мана продвигаться на север, поэтому было необходимо поставить о проведении масштабного отпуска по политическим мотивам.
В то время в Южной Корее царила сельскохозяйственная засуха и экономический кризис. Корейские вооруженные силы не были исключением из этого правила, и имевшиеся у них военные пайки были практически исчерпаны. Напротив, крекеры оставались в избытке, котоыре Южнокорейская армия выдавала отпускникам, а отпуск уже был приостановлен на несколько месяцев. В настоящее время в некоторых частях военных подразделений можно иногда услышать, как командующие шутливо говорят: «Не тратьте весь хлеб, а идите в отпуск!» Кроме того, в условиях абсолютного дефицита продовольствия в то время запрет на отпуска существенно увеличивал расходы на продовольствие для армии. Поэтому было необходимо отменить режим повышенной боеготовности, разрешить выезды и отпуска для солдат, чтобы одновременно помочь сельскому хозяйству в сезонную загрузку и сэкономить продовольствие для армии. В то время Южная Корея была бедной аграрной страной без должно развитой вторичной и третичной промышленности, и это важно помнить. Проблема заключалась в том, что в это время Северная Корея воспользовалась этой ситуацией.
6. Вечеринка в офицерском клубе армии, организованная штабом сухопутных войск.
Большинство корейских военачальников и полевых командиров (кроме самого Ли Хён Гына?) присутствовали на этой танцевальной вечеринке, поэтому можно подумать, что война началась, когда они были сильно пьяны, но на самом деле это не так. В тот момент на праздничном банкете присутствовали некоторые штабные офицеры из штаба армии и частей в Сеуле, но, кроме Ли Хён Гына, полевые командиры с передовой не присутствовали на банкете и остались в части.
7. После вторжения врага было совершено массированное введение войск на северный район Сеула, что привело к ненужным жертвам среди солдат.
Это был настоящий катастрофический сценарий, вызванный хаосом в штабе сухопутных войск и политическим давлением. За исключением оборонной линии Чхунчхон и побережной оборонительной линии Каннын, где сражались 6-я и 8-я дивизии, на всех остальных фронтах ситуация была критической из-за непрерывных поражений, и из-за их неопытного командования штаб армии не смог правильно понять ситуацию. Кроме того, политическое давление на обязательство защищать Сеул было чрезмерным. Именно поэтому в то время штаб сухопутных войск, включая Чхве Бён Дока в качестве начальника генерального штаба, допустил ошибку введения войск в северную оборонительную линию Сеула как только освободилась дополнительная военная сила, но это был большой промах.
Кроме того, часть ответственности за ошибку введения войск в северную оборонительную линию, так называемую «чхугчха (축차 투입)», лежит и на самом Ли Хён Гыне. Под его командованием во 2-й пехотной дивизии тогда, находящейся на основном оборонительном фронте от Почхон до Ыйджонбу, была предпринята попытка захватить важнейший оборонительный перевал Чхугсог (축석고개), соединяющий Сеул. Помимо приказа начальника штаба Чхэ Бён Дока о последовательном развертывании войск 2-й дивизии, Ли Хён Гын также временно выделил в каждый батальон некоторые войска из подчиненных ему полков и последовательно их развернул. По этому поводу в других источниках Ли Хён Гын признал свою частичную вину, заявив: «В результате отчаянных обстоятельств был дан приказ на ввод войск в «Чхугчха». Однако сложно однозначно утверждать, кто из Ли Хён Гына и Чхэ Бёндыка несет большую ответственность за ввод войск в «Чхугчха». Тем не менее, ясно, что Ли Хён Гын также несет определенную долю ответственности.
8. Ложное вещание по радио и т.п
Это была ошибка политического руководства, включая Президента Ли Сын Мана. Если придерживаться аргумента в пользу ложного вещания, то можно сказать, что это было сделано для предотвращения паники в Сеуле из-за грозящей угрозы войны и для успокоения народа. Уже в день начала войны, 25-го числа, когда линия Пхочхон была прорвана и Ыйчжонбу оказался под угрозой захвата, правительство должно было распространять информацию в соответствии с фактическим положением дел и заранее учитывать худший сценарий, такой как отступление из Сеула. Тем не менее, Шин Сонг Мо (신성모) и другие настаивали, что отступление из Сеула недопустимо, и предпочли безрассудную контратаку вместо разработки адекватного плана отступления, что привело к потере времени, необходимого для эвакуации из Сеула. Более того, уход Президента Ли Сын Мана из Сеула можно было бы объяснить необходимостью быстрого реагирования на меняющуюся обстановку, однако использование ложных вещаний под предлогом предотвращения тревоги среди граждан Сеула стало попыткой избежать ответственности за бегство из города президента.
9. Ранний взрыв моста Ханган
План взрыва Ханганского моста был разработан тогдашним начальником штаба армии Чхве Бёнг Догом (채병덕), однако время взрыва заранее не было определено. Следовательно, если бы учитывались обстановка и успешная эвакуация граждан и военнослужащих, взрыв моста мог бы быть признан очень рациональным шагом Чхве Бёнг Дога.
Проблема заключается в том, что высшие руководители армии, включая Чхве Бёнг Дога, чрезмерно встревожились. После получения информации о нескольких северокорейских танках, прорвавших оборону на Миари (미아리), в штабе армии полностью воцарилась паника. В это время силы, защищавшие Миари, ещё сохраняли свои позиции, и хотя танки представляли собой серьёзную угрозу для южнокорейских сил, они ворвались лишь в небольшом количестве без последующих подкреплений. Таким образом, было бы возможно отдать приказ заминировать и установить преграды для максимальной задержки времени, а затем отступить силы в центр Сеула для подготовки к городскому бою, либо вовсе покинуть город и организовать отступление к северному концу моста Ханган для обеспечения выхода. Конечно, такой план также был бы тактически сложен в условиях того времени и возможностей Южной Кореи, но отсутствие такого плана вообще представляет собой отдельную проблему.
Однако подвергшееся уже слишком большому шоку военное командование армии в паническом состоянии признало появление танков как угрозу для захвата Сеула, не учитывая перемещение войск или эвакуацию гражданского населения, и поспешно отдало приказ о взрыве Ханганского моста. Известно, что приказ о взрыве железнодорожного моста Ханган от Чхве Бёнг Дога также не соответствует действительности. В момент взрыва Чхве Бёнг Дог находился в состоянии потери сознания и был эвакуирован. Следовательно, штабу армии не удалось установить, кто конкретно отдал приказ в состоянии паники. Однако, с учетом появления доказательств, указывающих на указание министра обороны Шин Сонг Мо (신성모), это направление выглядит наиболее вероятным.
10. Ранняя казнь генерала Чхве Чан Шика (최창식).
Это действительно имеет политический характер, как предполагает Ли Хён Гын. Однако, это было не так, как он утверждал, из-за «Пятой колонны», а скорее из-за влияния окружения президента Ли Сын Мана, особенно Шин Сонг Мо. После взрыва Ханганского моста президент Ли Сын Ман столкнулся с обвинениями в том, что он обманул граждан и тайно пересек реку Хан и взорвал мост. Это создало значительное политическое давление. В то время, когда началась операция по высадке в Инчхоне и стали очевидными попытки спасения Сеула, Ли Сын Ману нужно было найти способ подавить гнев народа, и в качестве жертвы были выбраны Чхве Бёнг Дог и Чхве Чан Шик. Поскольку Чхве Бёнг Дог уже погиб в битве за Хадон (하동 지구 전투), естественно, что взялись за Чхве Чан Шика. Более того, есть свидетельства того, что Шин Сонг Мо оказывал на них давление, чтобы они быстро взорвали мост через реку Хан, «независимо от того, что произойдет с гражданами Сеула или оставшимися войсками». Однако конкретное время для взрыва не было определено, и, кроме этих слов, других доказательств нет, так что истинные обстоятельства до сих пор не выяснены.
С другой стороны, реальная ситуация с «Линией Ачесона» (애치슨 라인), косвенно критикованной Ли Хён Гыном в тексте, немного отличается.
Читайте больше подробностей о «Корейской войне» по хэштэгам «Корейская война» или «Война 6.25«.
Источник: Энциклопедия Наму
